Критико-аналитический art-журнал АЙТ

Осень №3(4), 2006
Асия МУХАМБЕТОВА

Асия Мухамбетова: – Удивительно, что девочка из Казахстана стала первой и пока единственной профессиональной исполнительницей, хореографом и преподавателем индийского классического танца Бхаратаньям не только в Казахстане, но и во всей Центральной Азии. Скорее этого можно было ожидать от танцовщиц Узбекистана или Таджикистана, стран, где с древних времён сложилась классическая танцевальная культура. Как вы пришли к индийским танцам? Как вы освоили их профессионально?

Акмарал Кайназарова — Раньше я ответила бы просто: мне понравилось это искусство. Но сейчас я отвечу так, как я это понимаю сегодня, как человек, изучивший индийскую философию. Каждый человек рождается с определенной миссией. Но далеко не все люди осознают, для чего они родились, не всегда находят свое предназначение. Если бы все занимались предназначенным им делом, сколько счастья, радости и гармонии было бы в этой жизни. Именно сейчас я стала это понимать. Бхаратанатьям — это не работа, это не увлечение, это просто моя миссия.

Любовь казахов к Индии вовсе не случайна. В 1955 году Джавахарлал Неру впервые посетил Казахстан со своей дочерью Индирой, с тех пор казахи стали назвать девочек Индирами. Красивое индийское имя стало нашим национальным. И это не просто мода, а выражение исторической близости, которая живет в глубине нашего подсознания. Я думаю, что мне было предназначено (может это очень громко сказано) место в цепочке, связывающей наши народы, и я должна осознавать и своё место, и сам процесс, который идет исторически. Я не сама пришла к этой мысли, мы говорили об исторической преемственности с Муратом Мухтаровичем Ауэзовым (он давал отзыв о моем творчестве), и я всё осознала. Я поняла, что мое появление в Казахстане с индийским танцем не случайно, и это налагает на меня большую ответственность.

Я родилась в Казахстане, мои родители никогда в Индии не были. Но когда я впервые туда попала, оказалось, что мне всё знакомо — я была в Индии своих предыдущих жизнях. Я приехала взрослым человеком, уже будучи замужем, с красным дипломом факультета журналистики КазГУ. В Индии я столкнулась с большими трудностями, но у меня была цель.

А.М. — Когда Вы заинтересовались Индией?

А.К. — Это началось со студенчества. У меня был клуб любителей искусства Индии «Шанти». Днем — журналистика, вечером — клуб. Я собирала коробки от чая, перечитала об Индии все, что имелось в библиотеках, искала видеоматериалы, но мне всего этого было мало. Единственная программа на ТВ, из которой можно было узнать что-то о творчестве народов мира была программа «Радуга» (к сожалению, ни в России, ни в Казахстане сейчас ничего подобного нет). Наши танцы в клубе «Шанти» представляли собой смесь киношно-народных. Конечно, они были далеки от классического танца, который был у меня в душе. Когда в Казахстан приехал первый индийский консул господин Дипак Маллик, я сразу же прибежала к нему в гостиницу Казахстан, где начинало свою работу Посольство Индии. «Отправьте меня учиться настоящим классическим танцам. Я вычитала, что существует семь стилей классических танцев. Среди них Бхаратанатьям — самый древний, самый традиционный, самый сложный». Консул сказал: «Хочешь изучать Катхак, хоть завтра отправлю». Я: «Нет, только Бхаратаньям». Он рассмеялся: «Тогда будешь ждать».

Катхак — это в Дели. Бхаратаньям — это юг, настоящая Индия, где не было никакого мусульманского влияния. Заниматься индийским танцем на любительском уровне я больше не могла. Это должно было быть профессионально. Наконец-то пришло приглашение на учебу, я стала первой студенткой из Казахстана, которая была отправлена в Индию учиться по линии Индийского совета по культурным отношениям в Колледже изящных искусств «Калакшетра» на юге Индии. Я училась 5 лет, с 1993 по 1998 год. Сейчас в «Калакшетре» учатся мои студенты. Всех, кого я обучала, и кто сильно хочет, стараюсь рекомендовать в родной Колледж.

А.М. — Какая там система обучения?

А.К. — Занятия с утра до вечера. Первый и главный предмет — танец, второй очень важный предмет — теория танца, затем пение и языки — санскрит, тамил. На изучение танца уходит много сил и времени. Но без теории — танец, не танец. Теория — это обязательно. Очень обширный предмет. Основы танцевального искусства были изложены во втором веке в древнем трактате «Натьяшастра», профессиональный танцор без знания теории не может состояться. У нас в Алматы в «Центре Индийского классического танца» наряду с практикой я обязательно преподаю студентам и теорию. Третий важный предмет — вокал. Классическое пение в стиле Карнатик. Благодарю Бога, что моя мама — певица Сажида Ахметова. Она мне дала слух и голос. Ты не можешь танцевать, если ты не можешь петь.

А.М. — Да, это понятно. Пение самый лучший способ развития слуха. Без развитого музыкального слуха танец как единство пластики и музыки не может быть полноценным.

А.К. — И ещё один важный предмет — это языки: обязательно санскрит и тамильский. Мы сдавали по ним госэкзамены по двум уровням (всего их 6), необходимым в пределах танцевального искусства. У меня не было проблем с языками, как у многих иностранцев. За плечами у меня была журналистская работа (газеты, передачи на телевидении, радио). После журфака у меня был неплохой английский. Кроме того, мы, казахи, с детства двуязычны, нам новые языки даются легче. Теорию танца я изучала на санскрите, который был для меня сравнительно легким. Тамильский изучала разговорный.

А.М. — Насколько связаны искусство раги и танца?

А.К. — Очень связаны, потому что все танцы исполняются под классическую музыку Карнатик — так называется стиль южной раги.

А.М. — Когда Вы проводили в Хан-юрте мастер-классы, Вы рассказывали легенды о Шиве, Вишну, упоминали имена других богов индуизма. Эту мифологию Вы изучали в курсе языка?

А.К. — Нет, это в курсах индийской философии и теориитанца.

А.М. — Сейчас Вы поете?

А.К. — К сожалению, нет. Нет времени заниматься вокалом.

А.М. — Я давняя поклонница Вашего искусства, и всегда, когда я вижу ваши выступления, у меня возникает один вопрос. Если европейским балетом начать заниматься после окончания института, то профессиональной балериной уже не стать. Точно так же, как не стать профессиональным скрипачом, пианистом, домбристом. Вы знаете, для развития той силы, гибкости и скорости мышц тела, которая нужна профессионалам, есть оптимальный возраст — до 18 лет. Физиология человека ставит свои пределы. И я всегда удивляюсь, как Вам удалось освоить стиль профессионального танца после 20 лет?

А.К. — Благодаря любительским занятиям все-таки какая-то техника у меня была. Но, что правда — то правда, самые большие проблемы на 1-2 курсах у меня были с телом, с техникой танца. Но я же Вам говорила — у меня была цель! Первые два года с телом я работала плотно. С семи утра — в зеркальном классе, вечером — там же, брала дополнительные частные уроки. И всё это с полной концентрацией и самоотдачей. Я даже попала в больницу от физического истощения, до которого я себя довела. Я себя не жалела. Но я добилась своего — тело подчинилось мне. Но я другим не пожелаю, чтобы они шли таким путём.

Пять лет я не видела телевизора. И только один раз за пять лет мы с мужем пошли на дискотеку, когда он приезжал в отпуск. Но я не считаю это жертвой. Наоборот, отвлечение от материального мира — как это важно и как это полезно!

А.М. — Человек обучается искусству другого народа в другой стране и возвращается на родину, отрываясь от учителей и той культурной среды, которая породила это искусство и питала его в годы учебы. Человек перестаёт получать энергетическую подпитку от коллег и поклонников, не видит экспертов, которые в любой культуре есть, и присутствие которых помогает держать стержень культуры. И начинается процесс постепенной деградации его искусства... Даже наши казахские жырау, приезжающие в город, постепенно утрачивают нечто важное, у них начинает меняться вокальная техника, мелодика и ритм, потому что городская среда, не разбирающаяся в тонкостях высокого народного искусства, не чувствует упрощения и не реагирует на это. Так для чего стараться? То же происходит и с домбристами — для того, чтобы хоть как-то «завести» непросвещённую городскую аудиторию, они выбирают развлекательные кюи с внешними эффектами, играют их как можно быстрее и сильнее, чуть не разбивая домбру. А где глубина, тонкий психологизм и философия? А где высокие энергии? И в целом, мало кто держит высокий уровень исполнения традиционной музыки. Для непонимающей публики — всё сойдет. Такое же упрощение игры и сужение репертуара я наблюдала и среди музыкантов европейского стиля, получивших образование в Москве или Санкт-Петербурге. Немножко не тот звук, чуть сдвинут темп, недобрал энергии на кульминации — и искусства уже нет. Должна быть референтная среда, на которую человек работает, которая тонко это понимает и реагирует. А Вам я поражаюсь! Искусство делают мелочи, детали, у Вас они не стираются. Все тонкости искусства Бхаратаньям у Вас сохраняются. Как Вам удается сохранить такую чистоту стиля в чуждой этому искусству среде? Как Вы каждый раз, даже выступая перед детьми в юрте, входите в состояние истинного вдохновения?

А.К. — Надо постоянно работать, чтобы быть в форме. Нужен строгий самоконтроль, работать надо всегда с полной самоотдачей. Я не позволяю себе расслабляться. И я Вас уверяю, публика, не знающая тонкостей искусства Бхаратаньям, почувствует и примет ту энергию, которую Вы несёте. И не надо упрощать и огрублять своё исполнение, чтобы «достать» её, надо любить свою публику и поднимать её до этого искусства. Люди чувствуют ваше доверие, они тоже хотят войти в мир высокого искусства, и всегда благодарны за то, что вы даёте им эту возможность.

Это искусство я восприняла до своего костного мозга. Пять лет учебы дали мне очень важный стержень, основу. Этот внутренний стержень, как я поняла, есть разговор с Абсолютом, это обращение в себя, это разговор о природе человека, о его внутреннем мире, это философия, это стремление к гармонии, это именно та связь с Абсолютом, которой в материальном мире так не хватает. Если этот стержень надломится, то меня просто уже не будет.

А.М. — Я правильно Вас поняла? Техника — это очень важно, но самое главное — сохранять духовную основу творчества.

А.К. — Кому-то покажется, что это просто красивые слова. Но это на самом деле так.

А.М. — Как по-Вашему, правда ли, что у казахов не было танцевальной культуры? Рядом с нами узбеки, таджики — у них танец цветёт. Вы видите в бытовой пластике казахов, в самой жизни казахской элементы, предпосылки или угасший костер танцевального искусства? Ведь было же у нас что-то? Можно ли это развивать?

А.К. — Мне кажется — было, и нужно это развивать. Например, в Турции, конкурсы по национальным танцам организовывают на государственном уровне, все расходы оплачиваются государством, приглашаются танцоры с глубинок, чтобы показать свое искусство. Греки делают тоже самое. У них есть Госдарственный театр национального танца «Дора Стратоу», который пропагандирует танцевальное искусство Греции. На Конгрессе в Греции у меня спрашивали, есть ли у нас предмет казахского танца в общеобразовательных школах. Ныне покойный профессор Даурен Тастанбекович Абиров выпускал книги по казахскому танцу и настаивал на его введении в программу общеобразовательной школы. Ведь танец — это не только знание традиционной культуры, это ещё и пластика, и гармония, и преодоление подростковых комплексов, осанка, здоровье. Это так же важно как урок физкультуры или урок музыки. В библиотеках в разделе «Искусство» почти нет литературы по казахскому танцу. Главная беда, у нас нет поддержки со стороны государства. Мешает менталитет чиновников, считающих, что казахи народ не танцевальный. К сожалению, у нас нет конкурсов именно по национальным этническим танцам. Конкурс имени Шары Жиенкуловой проводился всего один раз. Спросишь у молодежи: «Кто такая Шара Жиенкулова?» Мало кто знает. Всё это грустно.

А.М. — Есть ли перспективы развития индийского танца в Казахстане?

А.К. — Конечно есть, я же говорила о нашем глубинном родстве с Индией, поэтому у нас любят и индийское кино, и музыку, и танец. Много желающих учиться этому искусству. Индийский классический танец — это, прежде всего, духовное начало. У нас на концертах свой зритель. Круг зрителей и круг учеников расширяется. Но государственной поддержки мы не чувствуем.

А.М. — Да. Я обратила внимание, что в год культуры Казахстана в России, вы не участвовали ни в одном концерте. Мы как великое культурное достижение показываем казахов, поющих на итальянском, и не считаем достижением казашек, танцующих классический индийский танец, который не менее сложен, чем европейский балет. Тут провозглашённый нами курс на евразийство даёт явный крен в сторону европоцентризма. Да и в Казахстане Вас не видно на престижных концертах правительственного уровня. Получается странная картина. А пока мы разбрасываемся такими ценностями, попса захлёстывает нашу культурную жизнь.

Расскажите, пожалуйста, об участии в Фестивале «Планетарное око», где Вы со своими ученицами Казамбаевой Улменая, Бейсенбаевой Каламкас, Саудобаевой Гаухар проводили концерты и мастер-классы.

А.К. — В первую очередь, я хочу поблагодарить организаторов за приглашение. Фестиваль дал нам большой стимул, зарядил энергией. Там царит атмосфера духовности и настоящего понимания, много интересных, талантливых, открытых для общения людей, которые ценят и Запад, и Восток. Там всё делается во имя Духа, нет никакой показухи. За годы работы фестиваля уже сложился стиль отношений, уровень понимания. Владимир Марусич и его ученики создали маленький островок культуры будущего.

А.М. — Большое спасибо Вам за беседу!